Лучи утреннего солнца проникают в пространство комнаты; ложатся тонкими линиями на поверхности стареньких парт; прикасаются к моему лицу.
Больно. Режет глаза. И непривычно.
Прищурившись, я продолжаю лениво наблюдаю за движением пыли, которой был пропитан воздух насквозь, но которую стало заметно лишь в ярком свете. Медленно и беззвучно она плывет, так похожая на снег в конце осени.
Закрыв глаза, я проваливаюсь в алую пустоту.
Неуклюжие мысли, с самого утра, терзавшие меня; так и не сумевшие приобрести целостность, постепенно теряют ценность. Меркнут.
Остается лишь приятное тепло на щеках.
Кажется, наступила весна?
Больно. Режет глаза. И непривычно.
Прищурившись, я продолжаю лениво наблюдаю за движением пыли, которой был пропитан воздух насквозь, но которую стало заметно лишь в ярком свете. Медленно и беззвучно она плывет, так похожая на снег в конце осени.
Закрыв глаза, я проваливаюсь в алую пустоту.
Неуклюжие мысли, с самого утра, терзавшие меня; так и не сумевшие приобрести целостность, постепенно теряют ценность. Меркнут.
Остается лишь приятное тепло на щеках.
Кажется, наступила весна?